Синий пиджак, жилетка, галстук - руководство родной лицейки мне этого не простит. Надо ведь прицепиться с формой к одиннадцатиклассникам, прошедшим все круги ада за эти четыре года.
На странички свеженабранных восьмиклашек без слез не взглянешь: стонут, бедные, что не могут больше, что полцарства отдадут, чтобы вернуться обратно. Муахаха, как говорится. Неужто им не вдалбливают, что они - "лучшие дети Москвы"?
Странно, но я не помню, стонала ли я подобно им три года назад. Если и стонала - то сквозь крепко стиснутые зубы, наедине с собой. Не могла же я признать, что, проявив упрямство, совершила ошибку. Ни за что на свете не могла признать, что слишком слабая для того, чтобы преодолеть свалившиеся на хрупкие детские плечи трудности.
Зато помню много чего другого: наше любимое "прошел слух, что факультатива не будет" , ставшее притчей во языцех, переделку песни из "Универа" - "Я полгода в лицее, я здесь ем и здесь сплю". Первая пятерка по английскому - о, это я помню особенно отчетливо. Судорожная зубрежка в столовой, осенняя слякоть и зимний лед на пути от лицея до метро. Времени не хватало ни на что, но на безумную влюбленность в одноклассника хватило. Не могло не хватить.
Перед самыми первыми переводными наша тогдашняя классная руководительница велела нам написать самим себе "письма в будущее", в представлявшийся тогда таким далеким конец одиннадцатого класса. Из чего состояло мое письмо? Строчки из Канцлера, из романса Дорака. Уверения в том, что никаких экзаменов я не боюсь. Извинения за то, что стала "жутким слэшером".
Когда нам раздадут эти письма в мае, я, пожалуй, прочитаю свое дома. Не хочу рыдать на глазах у нового класса.